– И поэтому сегодня ты заставил нас обеих плясать под твою дудку? Так вот, Хантер, в будущем, когда захочешь избавиться от любовницы, обходись своими силами. Я в твоих играх больше не участвую!
В темных глазах Хантера заплясали смешинки.
– Лидия мне не любовница. Напоминаю: у нее есть муж. А если ты в самом деле не знаешь, чего я пытался добиться, объясняю: я хотел помешать Лидии бросить тень на нас обоих. Пусть знает, что ты действительно моя жена. У нее злобный язык, и я не желаю, чтобы о нас с тобой ходили грязные сплетни.
Камилла уперлась ладонями в край стола и наклонилась над ним, прожигая Хантера взглядом.
– Это уже не важно – что люди подумают о нас с тобой! Завтра я переезжаю в город, а через неделю мы с Антонией и Нелли уедем в Новый Орлеан.
Хантер сразу перестал улыбаться, его глаза снова стали холодными и жестокими.
– Но почему, Камилла? Разве я не выполнил наш уговор? Я обещал, когда ты сюда переехала, что не стану требовать от тебя исполнения супружеских обязанностей, – и пальцем к тебе не прикоснулся. Я даже провел неделю в городе, чтобы доказать тебе чистоту моих намерений!
– Ты провел неделю в городе, чтобы поразвлечься с Лидией! А когда она тебе надоела, использовал меня, чтобы от нее избавиться.
Хантер вскочил на ноги и обогнул стол так стремительно, что она не успела и глазом моргнуть. Схватив Камиллу за руки, он сжал их изо всех сил.
– Все было не так, и тебе это отлично известно! Мне не нужна Лидия. Между вами никогда ничего не было.
– А что тебе нужно, Хантер?
Его взгляд скользнул по ее черным волосам, блестящим, как атлас, в неярком свете лампы, потом остановился на губах.
– Ты действительно хочешь это знать? Хорошо, я скажу тебе. Мне нужно, чтобы ты осталась здесь и стала мне настоящей женой. Я хочу жить под одной крышей со своей дочерью. Неужели я требую невозможного?
Его глаза притягивали ее как магнит. Камилла быстро отвернулась, не желая опять попасть в ловушку, и сказала первое, что пришло в голову, лишь бы он не смотрел на нее вот так:
– Если ты обещаешь оставить меня в покое, я задержусь еще на месяц, но потом вернусь в Новый Орлеан. Такие условия тебя устраивают?
Он выпустил ее руки и отступил на шаг.
– Да, устраивают. Ты останешься на месяц, если я не буду к тебе приближаться? Я правильно понял?
Камилла кивнула, не глядя ему в глаза. Она уже успела пожалеть о том, что сказала: быть рядом с Хантером и не иметь возможности к нему прикоснуться наверняка станет для нее сущей пыткой. Ну почему она никак не может перестать любить его?!
– Я останусь на месяц и ни на день больше, – подтвердила она. – По окончании этого срока я уеду, и ты не будешь мне препятствовать. Договорились?
– Договорились.
– Ты ведь всегда получаешь что захочешь, верно, Хантер?
– Надеюсь, что так. Молю Бога, чтобы это было так!
Камилла повернулась и вышла, кипя от возмущения. Он даже не сказал, что не хочет, чтобы она уезжала! Впрочем – чему удивляться? Их отношения безнадежно испорчены…
Оставшись один, Хантер закрыл глаза. В воздухе все еще витал запах ее духов. В его доме что-то неуловимо изменилось с тех пор, как сюда переехали Камилла и Антония. Комнаты словно ожили. Их присутствие разогнало темные тени и окружавший его мрак одиночества. Слава Богу, что Камилла согласилась остаться хотя бы на месяц! Времени не так уж много, но у него уже сложился план, который поможет ее завоевать. Хантер понимал, не мог не понимать, что если упустит ее на этот раз, то потеряет навсегда.
Он вышел в сад и взглянул на окно ее спальни. Скоро будет положен конец пяти годам боли и обид. Скоро Камилла действительно станет его женой.
На следующий день Камилла уехала по делам в Сан-Рафаэль, и Хантер воспользовался случаем, чтобы побыть с Антонией. При каждой новой встрече с дочерью он все больше приходил от нее в восторг. Она была смышленой, остроумной и жизнерадостной. Одна мысль о том, что эта чудесная девочка – его плоть и кровь, наполняла сердце Хантера радостью, и горько было думать, что она никогда не узнает, кто ее настоящий отец.
Все утро Антония не отставала от него ни на шаг. В ее маленькой головке теснилось множество вопросов, она задавала их беспрестанно, и Хантер старался честно ответить на каждый. Пока он работал в сарае, пытаясь починить сломанное колесо от фургона, Антония наблюдала за ним, сидя на охапке сена.
– Мистер Кингстон, а сколько продержится это колесо, когда вы его почините?
– До тех пор, пока снова не сломается, – усмехнулся Хантер.
– Мистер Кингстон, вот вы женились на моей мамочке. Это значит, что вы – мой отец?
Он как раз загонял в колесо спицу, да так и застыл с молотком в руке.
– Мне бы очень хотелось быть твоим отцом, Антония. Если ты не возражаешь.
Она спрыгнула со своего возвышения и бросилась ему на шею.
– Я хочу, чтобы вы были моим папой. Я всегда буду вас любить!
Хантер зарылся лицом в ее пышные волосы и почувствовал, что внутри у него все тает от нежности. Это была его дочь, и он хотел, чтобы она всегда была рядом с ним. Хотел видеть, как она растет и расцветает, защищать ее от житейских невзгод…
– Я тоже всегда буду тебя любить, Антония! Ты будешь моей маленькой принцессой.
Девочка погладила его загрубевшую щеку и заглянула в глаза, так похожие на ее собственные.
– А «всегда» это очень долго, мистер Кингстон?
Хантер опустился на копну сена, усадив дочку к себе на колени, и задумался над ее вопросом.
– Видишь Цезаря на жердочке?
– Да.
– Предположим, он возьмет в клюв песчинку и полетит на луну. Это займет много лет, потому что луна очень далеко. Допустим, Цезарь оставит песчинку на луне и вернется на землю, потом возьмет еще песчинку и опять полетит на луну. И опять и опять… К тому времени, как сокол перенесет весь песок с земли на луну, считай, что «всегда» только-только началось.
– Разве так бывает? – с недетской серьезностью спросила Антония. – Разве что-то может продолжаться так долго?
– Любовь, например.
– Можно я буду называть вас папой, мистер Кингстон?
Хантер с улыбкой взглянул на ее прелестное личико.
– Я почту за честь, если ты будешь называть меня папой.
Мистер Снайдер, адвокат Сегина Монтеса, следил за Камиллой из-под нахмуренных кустистых бровей, пока она подписывала все необходимые бумаги. Отныне Валье дель Корасон переходило во владение Хантеру Кингстону, за исключением сотни акров, которые Камилла передавала Сантосу и его семье.
По окончании процедуры мистер Снайдер пошарил в ящике письменного стола и, вытащив обитую жестью шкатулку, подтолкнул ее через стол к Камилле.
